№ 1

Странная история произошла с одним криминалистом. До того странная эта история, что, узнавши ее, половина наших сотрудников, наверное, бросит пить.
Но не робей, дорогой CSI! Бросить пить - это не так страшно. Автор, например, пивший в свое время все, кроме керосина, тоже бросил эту вредную привычку. И ничего. Жить можно.
А рассказывал эту странную историю сам виновник – криминалист одной из лабораторий. Фамилию свою он просил не печатать. Стесняюсь, говорит. Ну что ж - фамилию печатать не будем. А для красоты рассказа назовем его хотя бы Ник Стоукс.
- Я пива теперь не пью, - сказал Ник Стоукс. - Душа не принимает. Хотя мои руководители, всякие ученые старшие криминалисты, и говорят, будто пиво очень даже полезно для организма и будто даже от него толстеет организм, но я с этим не считаюсь.
Конечно, ученый старший криминалист выкушает стаканчик пива в обед да полстаканчика в ужин - ему и полезно, его организм и толстеет. А кто стаканами не считается, тому хуже пива нет ничего.
А я, например, от пива в обморок падаю. И делаюсь все равно как покойник. Дыханье даже у меня прерывается.
А раз в субботу пошли наши ребята пить. Пошел и я.
Пили, пили. Только вдруг, после пятой, я ужасно окосел и сижу на стуле белый, скучаю.
Ребята, конечно, зовут меня:
- Ники, эй, Ники...
А ихний Ники рот раскрыл и не отзывается.
Извинились ребята перед народом за слабость моего организма, взяли меня под руки и отвезли в лабораторию.
Положили в комнате отдыха на диван, а на диване мне хуже.
Сара, коллега моя, чересчур испугалась, обтирает мне кожу мокрыми тряпками, а я сомлел и лежу что статуя.
Сара пальто накинула и к врачу.
Доктор Роббинс приходит. Осмотрел меня и говорит:
- Что-то, говорит, у него в организме от пива заскочило. Кишка, может, на кишку зашла. Везите его в больницу. Там разберут.
А дальше я ничего не помню. Как стена железная опустилась передо мной.
Только просыпаюсь я от холода и голода.
Проснулся. Кругом темно.
Почему, думаю, темно? За какое самое это темно? Что, думаю, за пустяки? Где ж это я такое?
Сел. Смотрю: сижу на досках голый, а на ноге номерок 17. А кругом не то больные свалены, не то не поймешь что, не то покойники.
До чего я сомлел, до чего испугался! Где ж это я, думаю?
За какое это самое номерок-то у меня на ноге? Или, думаю, я скончался. Или, думаю, врачи обмишурились. Или, думаю, я от пива в обморок свалился, а меня за покойника приняли.
Ах, думаю, да! Ах, думаю, ну!
Хочу спичку чиркнуть, осмотреться. Хлоп за карман. А кармана нету - одна нога голая. Хлоп за жилетку - живот голый.
Человек я, конечно, очень храбрейший, отчаянный даже, а тут, ничего не скажу, оробел. И лежу на досках голый.
Только вдруг слышу - возле двери в коридоре кто-то ногами чиркает. И после берется за ручку и открывает дверь.
Ах, чего, думаю, мне делать? Может, это доктор Роббинс идет. Не испугать бы мне его. Тоже в темноте встанешь или крикнешь - помрет с перепугу. Ах, чего мне, думаю, делать?
А дверь сию минуту открылась, и входит доктор. С небольшой такой седоватой бородкой, в халате и с палочкой.
Ах, чего, думаю, мне делать? И сам, чтоб не испугать напрасно гражданина, не двигаюсь и не кричу и руками не машу, а только тихонечко через губы "хррр" делаю.
А Роббинс как услышит "хррр", как завизжит собакой, как попрет к двери.
Ах, думаю, ну! Испугал человека. Теперь, думаю, безразлично.
- Стой, кричу, док! Не пугайся! Это я - Ник!
Выбежал я за доктором, бегу - номерок по ноге хлопает. А доктор оглянулся назад - как припустит теку.
Бегим по коридорам - народ с перепугу мухами валится. А мне хоть бы что.
Добежал я до какой-то комнаты. Свалился. Йоооо, а это оказался кабинет начальника моего, Гриссома, и там все наши ребята сидят!
- Братцы, говорю, это я – Ник Стоукс! Живой...
Положили меня на кровать, вина стали давать. А я вина не принимаю.
Нету, говорю, будет. Не пью и в рот хмельного не беру. Так и бросил пить.
А доктор Роббинс - ничего, отдышался. И даже приходил меня смотреть. Даже мы с ним подружились и выпили по бутылочке виски.

Угадано gudvin-7724: М.Зощенко "Живой труп"

№ 3
От лица Грэга Сандерса

Мы с Ником сидели в лаборатории и отчаянно скучали. Все разъехались, а к нам пришел Уоррик и говорит:
-- Давайте играть во что-нибудь.
-- А во что тут можно играть? - говорит Ник. - Тут же у нас игральных автоматов нету?
-- Давайте в прятки, -- говорю я.
-- У, да здесь и прятаться негде! -- говорит Уоррик.
-- Почему -- негде? Я так спрячусь, что ты вовек не найдешь. Надо только находчивость проявить.
-- А ну-ка, спрячься. Найду в два счета.
Уоррик пошел в коридор и стал считать до двадцати пяти. Ник побежал в морг к Роббинсу, а я к себе в лабораторию: я ж там все знаю, в конце концов! В лаборатории в углу лежал мешок с уликами, который нам принесли на обработку. Я залез в этот мешок и свернулся комочком.
Вот Уоррик сосчитал до двадцати пяти и пошел искать. Ника он сразу нашел у Роббинса среди трупов, и стал меня искать. Обыскал весь морг, комнату отдыха и весь коридор. Зашел в лабу, остановился возле меня и говорит:
-- Тут тряпки какие-то, капот от машины, мешок драный. Никого нет!
Потом вернулся в комнату и спрашивает:
-- Где он? Ты не видал, Ник?
-- Может, в шкафу с реактивами сидит? -- говорит Ник. -- Ну-ка, открой шкаф... Нету!
-- Может быть, в кофейный автомат забрался?.. Нету! Kуда же он делся?
-- Знаю! -- закричал Ник. -- Он в своем шкафчике в раздевалке!
-- Правильно! Больше ему негде быть. Kак мы раньше не догадались!

Они подбежали к шкафчикам и принялись открывать мою дверцу, но она не открывалась. Kонечно, я ж ее запер еще в начале смены.
-- Закрыта, -- говорит Уоррик.
-- А может, он изнутри держит?
Они стали стучать по дверце и кричать:
-- Сандерс, вылезай!
-- Давай перевернем шкафчик, -- говорит Уоррик. -- Ну-ка, подхватывай с той стороны! Ра-а-а-зом!
Бух! Шкафчики рухнули все вместе, даже пол задрожал.
-- Нет, наверное, его там нету, -- говорит Уоррик. -- Не может же он вверх ногами сидеть!
-- Должно быть, он в кабинете у Гриссома, -- ответил Ник.

Они побежали к Гриссому (к счастью, он давно ушел) и слышу v вроде стали тыкать какими-то палками под запертую дверь.
-- Грэг, вылезай! Теперь все равно попался!
Я в мешке насилу удержался от смеха. Сижу и слушаю, как они там меня ищут.
-- Постой, -- говорит Уоррик. -- Я, кажется, кого-то поймал.
-- Ну-ка, тащи его!
-- Сейчас, зацеплю только... Есть! Ну-ка, посмотрим, кто это... Тьфу! Старые Грисовы шлепанцы!.. Где же его искать?
-- Не знаю. Я не играю больше. Грэгго, выходи! -- закричал Уоррик. -- Игра окончена! Не хочешь, ну и сиди себе!

Они вернулись в лабораторию.
-- Может быть, он в ящиках с пробирками? -- спрашивает Ник.
Послышался скрип.
-- Ну где ты ищешь! Разве в ящике спрячешься? -- рассердился Уоррик и пошел в коридор.
-- Почему не спрячешься? Надо проверить, -- ответил Ник.
Он долго скрипел ящиками и вдруг закричал:
-- Рик, иди сюда!
-- Нашел? -- отозвался Уоррик.
-- Нет, я не могу вылезти.
-- Откуда?
-- Из ящика. Я в ящике сижу.
-- Зачем же ты залез в ящик, идиот?
-- Я хотел проверить, можно спрятаться в ящике или нет, а ящик перекосился, и я не могу вылезти.

Тут я не выдержал и громко расхохотался. Уоррик услышал и бросился искать меня.
-- Вытащи меня сначала! -- взмолился Ник.
-- Да не кричи ты! Я не разберу, где это он смеется.
-- Вытащи меня! Мне здесь в ящике страшно!
Уоррик выдвинул ящик и помог Нику выбраться.
Они вместе побежали дальше искать. Уоррик споткнулся об
меня и упал.
-- Еще этот мешок какой-то дурак здесь бросил! -- закричал он и со злости как хватит меня своей накачанной ногой!
Я как заору! Вылез из мешка.
-- Ты чего дерешься?
Он увидел меня и обрадовался.
-- Ага, Сандерс! Попался! -- и побежал в коридор. -- Палочка-выручалочка! Тра-та-та!
Я говорю:
-- Можешь не трататакать, я не играю больше. Это не игра, чтоб драться.

Прихожу в лабу... Батюшки! Все разворочено. Шкафы открыты, из ящиков все пробирки и реактивы вытащены, кофейный автомат сдвинут, обработанные материалы на полу кучей, шкафчики в раздевалке вверх дном!

Ох и влетело нам: и от Гриссома, и от Брасса, и от Экли! Да еще пришлось перед дневной сменой два часа все в порядок приводить.

Угадано gudvin-7724: Н.Носов. А рассказ называется "Находчивость"

№ 4

Несколько сплагиаченных рассказов одного автора. Это австралийский писатель (1902-1984), автор многочисленных рассказов, романа, очерков, книг для детей. Широкую известность принесла ему автобиографическая трилогия, в названии которой есть слово "лужи".

________________________________________

1. КТО ТРОГАЛ ЕЕ ПОСЛЕДНИМ?

от лица Дэвида Ходжеса

Во многих рабочих коллективах такой обычай: кто последним трогал вещь, тот за нее и отвечает, если она окажется испорченной или пропадет.
Трудно понять, почему так. Если последний раз ножницы видели у меня в руках, это вовсе не означает, будто я виноват в том, что их сейчас ищут. Но из тебя все равно сделают козла отпущения, если даже ты не брал вещи, которая пропала, а только дотронулся до нее.
Это уже слишком.
Вчера я дотронулся до лабораторного микроскопа - налег на него, доставая с верхней полки пузырек с реактивом. Теперь обнаружилось, что микроскоп не работает.
- Кто трогал его последним? – заорали техники.
- Я трогал его последним, - признался я. - Но я им не пользовался.
Это разумное объяснение отвергли и меня заставили отнести микроскоп в починку. Мало того: пропал реактив. Поскольку я последний пользовался им, мне велели либо найти его, либо купить новый пузырек.
Дошло до того, что теперь я вообще стараюсь ни да чего не дотрагиваться. В целях самозащиты, бродя по лаборатории, я вынужден без конца объявлять: "Сейчас я дотронулся до кофемашины, но она цела и на ней можно варить кофе. Новую я покупать не стану, что бы ни случилось. Вот я дотронулся до пачки бумаги, но она тоже цела. Теперь я взялся за сканер, но он все равно работает и цел".
Я застраховался от гонений и заработал себе хрипоту. Но теперь, когда пропадет какая-нибудь вещь, приходится иметь дело с нападками другого рода.
Мои коллеги перестали спрашивать: "Кто трогал ее последним?" Теперь, чтобы свалить на кого-нибудь вину, они кричат: "Кто последним видел ее?"
Дальнейшее сопротивление бесполезно.

2. ПАХНЕТ ГАРЬЮ

от лица Уоррика Брауна

У каждого настает в жизни момент, когда надо действовать быстро и решительно. Приняв срочные меры, вы спасете не только свою полевую форму, но и свою, пардон, задницу.
Например, когда, сидя за рулем в машине по дороге на место преступления, вы уронили горящую сигарету.
Я видел сильных мужчин, которые в этой ситуации теряли самообладание и лихорадочно срывали с себя одежду.
Люди в новых костюмах разражаются при этом чудовищной бранью, а безмятежные натуры выскакивают из автомобиля, хрипя и заглатывая воздух, словно борцы на ринге.
Ситуацию "упавший окурок" обычно предвосхищает своими беспокойными вопросами сидящий рядом пассажир. У нас, как правило, это наша коллега Сара.
- Пахнет гарью, тебе не кажется?
Коллеги мужского пола, которым она задает этот вопрос, морщат нос и с храпом втягивают в себя воздух, словно лошади, чующие близкий лесной пожар.
После второго вопроса: "Не уронил ли ты сигарету? " - они замыкаются в напряженном молчании.
Они смотрят перед собой сосредоточенным, невидящим взглядом, хотя глаза их прикованы к дороге. Этот этап длится недолго.
Последнее замечание Сары, которое она делает, лихорадочно ощупывая пространство между собою и вами: "Кажется, ты горишь", - производит роковое действие на водителя. Автомобиль заносит и швыряет о край тротуара. Дверца распахивается, и водитель вылетает из автомобиля, словно за ним гонятся сто чертей.
Бывает так, что у него из-за пазухи тянется дымок. Бывает так, что на колене его новых серых брюк медленно расползается темное пятно. Иногда тревога бывает ложной: окурок упал на пол. Но бывает и так, что горит пассажир.
При виде горящего попутчика вашей радости нет конца. Вы припадаете к дверце, чуть ли не рыдая от радости, а пассажир, выпуская из себя клубы дыма, скачет на четвереньках и кувыркается через спину в кабине. Это забавно. Смеешься и не можешь остановиться - разумеется, если попутчик не твой супервизор.
Так вот, мой напарник Ник Стоукс - кстати сказать, чем меньше о нем говорить, тем лучше - сидел на заднем сиденье в моем автомобиле, а я гнал со скоростью тридцать миль в час.
- Стой! - вдруг завопил он. - Машина горит!
Я нажал на тормоза и не спеша остановился через сто ярдов. Я вылез из автомобиля с достоинством, хотя, к сожалению, не могу сказать того же о Нике. Он выскочил в клубах дыма.
Я взял его за плечи и, не обращая внимания на то, что с нами опять ехала Сара, и на дым, стал его отчитывать.
- Ник, - сказал я, - я далек от мысли выговаривать тебе за разгильдяйство, но это ты, собака, уронил окурок на нашу сумку, и она загорелась.
- Нет ты! - завопил Ник. - Дым шел спереди!
Черт побери, он был прав. Карман моего жилета тлел, словно горящая трубка. И Сара с замечательным самообладанием схватила термос из пакета с перекусом и сунула его в руки Нику, который выдернул пробку и окатил меня горячим, как кипяток, чаем.
- Ник! - начал я. – Ник!!! Ты просто...
…Но, как я уже сказал, с нами была Сара.

ИСКУССТВО ОТВЕЧАТЬ

от лица Грэга Сандерса

Есть множество шаблонных вопросов, с которыми постоянно сталкиваешься на работе и которые, если неправильно на них отвечать, могут принести вам уйму хлопот и забот. Жизнь в рабочем коллективе значительно облегчается, если умело отвечать на вопросы коллег.
Возьмите, к примеру, вопрос:
- Ты обработал результаты?
Правильно ответить на этот вопрос следует так:
- Я нет. А ты?
Ограничившись одним "нет", вы как бы берете на себя обязательство пойти и обработать результаты. Добавляя к своему ответу "А ты?", вы сваливаете ответственность за обработку на того, кто спрашивает. На ваш встречный вопрос следует лишь неуверенное "нет". Вы припечатываете его приказанием: "Ну так иди и обработай их!" - а сами тем временем можете спокойно идти и пить свой великолепный кофе.
Вот видите, как все это важно. Просто удивительно, сколько сил можно сберечь, овладев искусством отвечать. Я никогда себя не перенапрягаю, и исключительно потому, что я на все знаю ответ.
За вопросом вашего супервизора "Во сколько ты пришел вчера домой?" может последовать выговор за то, что ты поздно ложишься спать. Надо искусно обойти этот вопрос. На мой взгляд, в данном случае лучше всего выложить какую-нибудь поразительную новость, чтобы заставить вашего наблюдателя забыть, про вопрос.
Например, можно сказать: "А ты слышал вчера вечером треск? Говорят, это чей-то автомобиль потерял управление и наехал на тротуар у лаборатории, при этом пнув под задницу нашего Экли".
Это даст всем пищу для разговоров на час, если не больше, а вам - возможность спокойно удалиться.
Если коллеги способны оценить тонкую шутку, контрудар можно варьировать.
"Вы слышали вчера вечером треск?" - спрашиваете вы. "Нет, - отвечают вам. - А что такое?" "Это я наступил на пробирку с уликами", - объясняете вы.
От такой ловкой шутки вся лаборатория покатится со смеху. И на самом деле им наплевать, когда вы приходите домой. В сущности говоря, им наплевать, если даже вы совсем не придете домой.
"Кто пролил кофе на скатерть?" - это ужасный вопрос. На него просто не надо отвечать. Каждый станет отрицать свою вину, а вы тем временем встаньте и выйдите из комнаты отдыха. Не возвращайтесь до тех пор, пока скатерть не будет выстирана.
Никогда не признавайтесь, что это вы перепутали листы в отчете. "Где четвертая страница?" - такой вопрос оставить без ответа нельзя. Валите все на Ходжеса, эта отговорка ничуть не хуже других.
На вопрос: "Ты видел, я оставил тут десять долларов?" - ответить проще простого. Ответ: "Да, видел. На, возьми обратно".
"Ты хочешь пиццу?" - с этим вопросом легко разделаться, спросив: "Это все, что у тебя есть?" Такой вопрос раздражает спрашивающего.
"В дУше кто-нибудь есть?" - коварный вопрос, если его задают на всю лабораторию. Обычно я отвечаю из-за микроскопа: "Да, там я!"
Таким образом вы можете неограниченно пользоваться душевой.

ГОРЕ МНЕ С ЭТИМИ УЧЕНЫМИ

от лица Ника Стоукса

Вероятно, я очень простой парень. Нет, я говорю не о такой ерунде, как имидж и прочее, а о том, что я против современной манеры выражаться.
Я за возврат к простоте. Насколько приятнее звучит: "Привет!", чем "Приветствую вас, сэр!".
Тут нашему начальнику Гриссому приспичило украсить нашу лабораторию. Убрать эти наши дипломы в рамке, мою фотографию с лошадью на фоне сверкающих молний, убрать Мииных фарфоровых собачек с красными ушами, а вместо них повесить картины, изображающие эти, ну, знаете, раздавленные мозги и все такое прочее.
Но стиль высказыванийГриссома меня просто убивает.
- Чему должны служить эти портьеры? - спрашивает он.
- Кэтрин! - истошно взываю я.
Она спешит из комнаты отдыха.
- Он хотел спросить, куда повесить эти занавески, - объясняет мне Кэтрин.
- На окна, конечно, - говорю я. - Следующий вопрос, пожалуйста.
- Должен заметить, - продолжает Гриссом, - что цветы, разумно размещенные на журнальном столике в комнате отдыха, будут очень удачно контрастировать со строгими линиями кресла, подчеркивая роль декоративных элементов в интерьере.
- Кэтрин! - беспомощно взываю я.
- Он хочет сказать, мой мальчик, что ваза с цветком будет к месту на этом столике. Он считает, что это кресло неуютно.
- Мы будем изучать экспозицию цветов, - говорит Гриссом. - Это даст нам ежедневную практику в смешении тонов и гармонически-контрастных форм.
- Он хочет сказать, что цветы всегда должны украшать комнату.
- Спасибо, Кэтрин, - отвечаю я рассеянно.
К этому времени я уже впадаю в полную прострацию.
- Надо купить холстину и придать ей тон ржавчины, - заявляет Гриссом.
- Кэтрин, прошу тебя, - шепчу я.
- Он говорит, что надо купить холщовые мешки и выкрасить их в красный цвет, - объясняет Кэтрин.
Если бы не она, мне бы ни за что не понять Гриссома.
Когда я вчера вечером после смены пел в душевой, Гриссом крикнул мне через дверь:
- Какие прелестные рулады! Какие тонкие переходы от легато к крещендо!
…Но я постеснялся позвать Кэтрин в душевую и спросить у нее, что все это значит.

Угадано gudvin-7724: Алан Маршалл - из сборника "Как я сталкивался с приятелем"

№ 6
от лица Ника Стоукса

Мы втроём - я, Уоррик и Грэг – остались на ночь в пустом загородном доме. Нас посадили, что называется, в засаду: потому что кто-то решил, что преступник может вернуться туда, где совершил убийство. Мы сами просили Гриссома отправить нас туда. Нам очень хотелось поскорей раскрыть дело.
Гриссом согласился и сам поехал с нами. Когда мы приехали, в доме уже все было зачищено и труп увезли. Мы собрали отпечатки, сфотографировали все подозрительные пятна, потом вырезали кусок из ковра, на котором была кровь, и все это передали в лабораторию. Хорошо получилось!
Вечером Гриссом уехал обратно в город. А нам сказал, чтобы мы шли ночевать домой, но мы не захотели. Грэг сказал, что мы ничего не боимся и будем ночевать одни в доме. Гриссом уехал, а мы разожгли во дворе костер, сели вокруг и отдыхали.
Хорошо было за городом! Возле самого дома росли высокие рябины, а вдоль забора - огромные старые липы. На них было множество круглых вороньих гнёзд.
Вороны кружились над липами и громко кричали. В воздухе гудели майские жуки. Они носились в разные стороны, налетали на стены дома и шлёпались на землю. Грэг подбирал их и зачем-то складывал в коробочку.
А потом солнце скрылось за лесом, и облака на небе вспыхнули красным пламенем. Так красиво стало! Если бы у меня были краски, я бы тут же нарисовал картину: вверху красные облака, а внизу наш костер. А от костра поднимается дым прямо к облакам, как из пароходной трубы. А мы сидим себе все трое и чай пьем из термоса – Уоррику жена всегда с собой термос в поле дает, умница какая.
После чая мы пошли в дом. Грэг запер на крючок дверь и ещё верёвкой за ручку привязал.
- Чтоб не забрались преступники, - говорит.
- Не бойся, - говорим мы, - никто не заберётся.
- Я не боюсь. Так, на всякий случай. И окна надо закрыть.
Мы посмеялись над ним, но окна всё-таки закрыли, на всякий случай, и стали укладываться спать. Сдвинули три кровати вместе, чтоб удобнее было разговаривать.
Грэг стал просить пустить его в середину. Уоррик говорит:
- Ты, видно, хочешь, чтоб преступники сначала нас убили, а потом только до тебя добрались. Ну ладно, ложись.
Пустили его в середину. Но он всё равно, должно быть, боялся: взял в кухне топор и сунул его себе под подушку. Мы с Риком чуть со смеху не лопнули.
- Ты только нас не заруби по ошибке, - говорим. - А то примешь нас за преступников и тяпнешь по голове топором.
- Не бойтесь, - говорит Грэг, - не тяпну!
Потушили мы лампу и стали в темноте рассказывать друг другу всякие истории. Сначала рассказал Грэг, потом я, а когда очередь дошла до Рика, он начал какую-то длинную страшную историю про грабителей, про насильников, про взломщиков и почему-то про Экли. Грэг от страха закутался с головой в одеяло и стал просить Рика не рассказывать больше эту историю. А Рик, чтоб попугать Грэга, принялся ещё кулаками по стене стучать и говорить, что это Экли стучит. Мне самому сделалось страшно, и я сказал Уоррику, чтоб он перестал.
Наконец Рик унялся. Грэг успокоился и уснул. Стало тихо. Мы с Риком почему-то долго не могли уснуть. Лежим, прислушиваемся, как жуки в коробке шуршат.
- Темно, как в погребе! - сказал Уоррик.
- Это потому, что окна закрыты, - говорю я.
- А всё-таки мы храбрые! Не боимся одни ночевать! - говорит Рик.
Скоро чуточку посветлело.
- Наверно, уже рассвет, - говорит Уоррик. - Теперь ночи совсем короткие.
- А может быть, луна взошла?
Наконец я задремал. Вдруг слышу сквозь сон: Тук-тук-тук!
Я проснулся. Грэг и Уоррик спят. Я разбудил Уоррика.
- Кто-то стучит, - говорю.
- Кто же может стучать?
- А вот послушай.
Прислушались мы. Тихо. Потом снова:
Тук-тук-тук!
- В дверь стучат, - говорит Рик. - Кто же это?
Подождали мы. Не стучат больше. “Может быть, показалось”, - думаем. Вдруг опять:
Тук-тук-тук! Тук-тук-тук!
- Тише, - шепчет Уоррик, - не надо отзываться. Может быть, постучит и уйдёт.
Подождали. Вдруг снова:
Тук-тук-тук! Тра-та-та-та!
- Ах, чтоб тебя разорвало! Не уходит! - говорит Рик.
- Может быть, это из города кто-нибудь приехал? - говорю я.
- Зачем же в такую поздноту ездить? Подождём. Если постучат ещё, спросим. Ждём. Никого нет.
- Наверно, ушёл, - говорит Рик. Только мы было успокоились, вдруг снова:
Тра-та-та-та!
Я подскочил в постели от неожиданности.
- Пойдём, - говорю, - спросим.
- Пойдём.
Подкрались мы к двери.
- Кто там? - спрашивает Уоррик. Тихо. Никто не отвечает.
- Кто там? Молчит.
- Кто там? Никакого ответа.
- Наверно, ушёл, - говорю я.
Пошли мы обратно. Только отошли от двери;
Тук-тук-тук! Трах-та-тах!
Бросились снова к дверям:
- Кто там?
Молчит.
- Что он, глухой, что ли? - говорит Уоррик.
Стоим мы, прислушиваемся. За дверью будто об стенку кто-то трётся.
- Кто там?
Ничего не отвечает.
Отошли мы от двери. Вдруг снова:
Тук-тук-тук!
Забрались мы на кровать и дышать боимся. Сидели, сидели - не стучит больше. Легли. Думаем, не будет больше стучать.
Тихо. Вдруг слышим - шуршит по крыше. И вдруг по железу:
Бух-бух-бух! Трах!
- На крышу забрался! - прошептал Рик. Вдруг с другой стороны:
Бум-бум-бум! Бах!
- Да тут не один, а двое! - говорю я. - Что ж это они, крышу разобрать хотят?
Вскочили мы с кроватей, закрыли дверь в соседнюю комнату, откуда был ход на крышу. К двери стол придвинули и ещё другим столом и кроватью подпёрли. А на крыше всё стучат: то один, то другой, то вместе разом. И ещё третий к ним прибавился. И ещё кто-то снова в дверь колотить начал.
- Может быть, это кто-нибудь нарочно, чтоб напугать нас, - говорю я.
- Выйти, - говорит Уоррик, - да накостылять им по шее, чтоб не мешали спать!
- Ещё нам, - говорю, - накостыляют. Вдруг их там человек двадцать!
- А может, это и не люди!
- А кто же?
- Привидения какие-нибудь.
- Брось, - говорю, - сказки рассказывать! И без сказок страшно!
А Грэг спит и ничего не слышит. Ему хоть бы что!
- Может быть, разбудить его? - спрашиваю.
- Не надо. Пусть пока спит, - говорит Уоррик. - Знаешь, какой он трус. До смерти перепугается.
Устали мы, прямо с ног валимся. Спать хочется! Рик забрался в постель и говорит:
- Надоела мне вся эта музыка! Пусть там себе хоть головы расшибут на крыше. Очень мне нужно обращать внимание.
Я вытащил у Грэга из-под подушки топор, положил его рядом с собой в кровать и тоже прилёг отдохнуть. Стук на крыше становился всё чаще и тише. Мне стало казаться, что это дождь по крыше стучит, и я не заметил, как снова уснул.
Утром просыпаемся от страшного стука. Во дворе шум и крик.
Я схватил топор, подбежал к двери.
- Кто там? - спрашиваю.
И вдруг слышу голос Гриссома:
- Откройте, ребята! Что там с вами случилось? Полчаса достучаться не можем.
Я открыл дверь. Все наши ребята гурьбой ввалились в комнату. Гриссом увидел топор.
- Зачем топор? - спрашивает. - И что у вас за разгром такой?
Мы с Уорриком стали рассказывать, что здесь ночью случилось. Но никто нам не верил, все смеялись над нами и говорили, что это нам с перепугу показалось. Мы с Риком чуть не плакали от обиды.
Вдруг сверху послышался стук.
- Тише! - закричал Уоррик и поднял палец кверху.
Все умолкли и стали прислушиваться.
Тук-тук-тук! - стучало что-то по крыше.
Ребята застыли от удивления. Мы с Риком открыли дверь и потихоньку вышли во двор. Все пошли за нами. Мы отошли от дома в сторону и взглянули на крышу. Там сидела обыкновенная ворона и что-то клевала.
Тук-тук-тук! Бух-бух! - стучала она по железу клювом.
Парни увидели ворону и расхохотались так громко, что ворона захлопала крыльями и улетела. Сейчас же притащили лестницу; несколько человек забрались на крышу посмотреть, что там клевала ворона.
- Здесь прошлогодние ягоды рябины лежат. Наверно, вороны клюют их и стучат по крыше!
- Откуда же здесь ягоды рябины берутся? - говорим мы.
- Да тут ведь вокруг рябины растут. Вот ягоды прямо на крышу и падают.
- Постойте, а в дверь-то кто стучал? - говорю я.
- Да, - говорит Уоррик, - зачем это воронам понадобилось в дверь стучать? Вы ещё скажете, что вороны нарочно в дверь стучали, чтоб мы их переночевать пустили.
На это никто не мог ничего ответить. Все побежали на крыльцо и стали осматривать дверь. Гриссом поднял с крыльца ягоду и сказал:
- Они и не стучали в дверь. Они клевали на крыльце ягоды, а вам показалось, что стучат в дверь.
Мы посмотрели: на крыльце валялось несколько ягод рябины.
- Храбрецы! - смеялись над нами ребята. - Втроём испугались вороны!
- И совсем не втроём, а вдвоём, - говорю я, - Сандерс спал как убитый и ничего не слышал.
- Молодец, Грэг! - закричали ребята. - Значит, ты один не боялся вороны?
- Я ничего не боялся, - ответил Грэг. - Я спал и ничего не знаю.
С тех пор все считают Грэга храбрецом, а нас с Уорриком трусами.

Угадано gudvin-7724: Н.Носов "Тук-тук-тук"

№ 8

***

Если вы не знаете вегасской лаборатории CSI, вы много потеряли. Потому что если вы - один из тех, у которых нет трудной, но интересной работы, вам должно быть интересно узнать, как проводит рабочее время другая половина человечества.
Лаборатория CSI расположена посреди оживленных улиц Вегаса. В здании куча столов с различными приборами, а также многими баночками и скляночками, которые лучше не трогать. Схватишь одну - и из нее высыплется облачко чего-то меланхоличного и безвкусного, как вулканическая пыль, или вылезет какое насекомое.
Сбоку за стеклянной стенкой сидит Брасс, холодный, суровый, медлительный, грозный. Выглядывая из-за горы папок с отчетами, он дает работникам очередной нагоняй.
В команде работают две особы женского пола. Одну звали Кэтрин - она была высокого роста, красивая и
мастерица позубоскалить. Ее фамилия? Когда она особенно расходилась в своих притязаниях на всеобщее уважение, все называли ее "агент Уиллоуз".
Вторую девушку зовут Сара. Почему не "агент Сайдл"? Потому что она была тихая, скромная и старалась всем доказать трудом, как хорошо она работает. Поэтому прочие относились к ней с любовью и частичным снисхождением.
Вы позволите мне еще раз повторить, что Кэтрин была красива? Если бы она надела мини-бикини, да прошлась бы в нем вокруг шеста - и вы увидели бы ее, вы сами поторопились бы сказать это.
Она умела вести сразу несколько дел. Торопившиеся посетители сдерживали свое нетерпение, радуясь случаю полюбоваться ее быстрой походкой и грациозной фигурой. Оправданные обвиняемые совершали еще массу преступлений, чтобы подольше побыть в сиянии ее улыбки.
Если даже случайные посетители лаборатории бывали очарованы восхитительной Кэтрин, то что же делалось с сотрудниками? Они обожали ее. Они соперничали между собою. Кэтрин могла бы весело проводить время хоть каждый вечер. По крайней мере два раза в неделю кто-нибудь водил ее в театр или на танцы. Один сотрудник, которого они с Сарой прозвали между собой "стриженым обжорой с порнусиками", подарил ей шоколадный батончик. Другой, получивший кличку "спавший на крашеном полу", хотел подарить ей два батончика, как только получит повышение и начнет работать на выездах. А тот, который всегда носил полурасстегнутые рубашки, чтобы все видели его мускулистую грудь, пригласил ее на интимную прогулку "по каналу после дождя".
А Сара...
В пропитанном парами выделений, болтовней и запахом трупов помещении лаборатории разыгрывалась настоящая трагедия. За скромной Сарой, с ее щелочкой между зубами и веснушчатым лицом, никогда никто не ухаживал. Ни один мужчина не провожал ее глазами, когда она бегала по лаборатории - разве что азарт работы заставит их жадно высматривать найденные ею новые улики. Никто не заигрывал с нею, не вызывал ее на веселый турнир остроумия. Никто не подтрунивал над ней по утрам, как над Кэтрин, не говорил ей, скрывая под насмешкой зависть к неведомому счастливцу, что она, видно, поздненько пришла вчера домой, что так клюет носом сегодня за работой. Никто никогда не дарил ей шоколадных батончиков и не приглашал ее на прогулку по каналу после дождя.
Сара была хорошей работницей, и мужчины терпели ее. Те, что работали рядом с ней, изъяснялись с ней короткими цитатами из научных справочников, а затем уже другим, медовым голосом заговаривали с красавицей Кэтрин. Они ерзали на стульях и старались из-за приближающейся фигуры Сары увидеть Кэтрин, чтобы красота ее превратила найденные пятна спермы и отрезанные пальцы в дары богов.
И Сара довольствовалась своей ролью серенькой труженицы, лишь бы на долю Кэтрин доставались поклонение и комплименты. Она была другом Кэтрин и она радовалась, видя, как та властвует над сердцами и отвлекает внимание мужчин от вскрытых трупов и свежевынутых внутренностей. Но глубоко под веснушчатой кожей у самых некрасивых из нас таится мечта о принце или принцессе, которые придут только для нас одних.
Однажды утром Кэтрин пришла на работу с подбитым глазом, и Сара излила на нее потоки сочувствия, способные оживить даже свежевскрытого покойника.
- Уоррик такой нахал! - объяснила Кэтрин. - Вчера вечером, когда я возвращалась домой, пристал ко мне "пригласи да пригласи на кофе". Лезет, да и только. Ну, я его отшила и он отстал. Но оказалось, что он все время шел за мной. Я как размахнулась да как ахну его по щеке! Тут он мне этот фонарь и наставил. Правда, Сар, у меня ужасный вид? Мне так неприятно, что Брасс увидит.
Сара слушала, и сердце у нее замирало от восторга. Ни один мужчина никогда не пытался приставать к ней. Она со своими накачанными длинными ногами была в безопасности на улице в любой час дня и Ночи. Какое это, должно быть, блаженство, когда мужчина преследует тебя и из любви ставит тебе фонарь под глазом!
Среди сотрудников Брасса был человек по имени Гриссом, работавший главным криминалистом. Мистер Гриссом был полноват и глуховат, но по его поведению казалось, что его только что хорошенько высушили и накололи на булавку. Он был слишком застенчив, чтобы добиваться внимания Кэтрин; поэтому он обычно садился на работе за отдельный стол и обрекал себя на молчание и изучение всякой ползучей гадости.
Однажды, когда Гриссом собирался уходить с работы (как всегда, много позже конца смены), он зашел к доктору Роббинсу и утащил у него полбанки медицинского спирта. В лаборатории уже практически никого не было. Хлебнув спирта, Гриссом прошел в помещение сотрудников, подошел к Саре, обнял ее за талию, громко и бесцеремонно поцеловал ее, показал кукиш кабинету Брасса и отправился домой кормить своих тараканов.
Несколько секунд Сара сидела окаменев. Потом до сознания ее дошло, что ожидавшая очередного ухажера Кэтрин грозит ей пальцем и говорит:
- Ай да Сара, ай да хитрюга! На что это похоже! Этак ты отобьешь у меня всех моих поклонников. Придется мне следить за тобой, моя милая.
И еще одна мысль забрезжила в сознании Сары. В мгновенье ока из безнадежной, смиренной поклонницы она превратилась в такую же дочь Евы. Мужчина нашел ее талию привлекательной и ее губы желанными. Этот непонятный, нелюдимый Гриссом, казалось, совершил над ней то чудо, которое совершается в косметических салонах за особую плату.
Веснушки Сары потонули в огне румянца. Ведь даже Кэтрин никто не обнимал и не целовал в лаборатории у всех на глазах.
Сара была не в силах хранить эту восхитительную тайну. На следующий день, воспользовавшись коротким затишьем, она как бы случайно остановилась возле кабинета Брасса. Глаза ее сияли; она очень старалась; чтобы в словах ее не прозвучала гордость и похвальба.
- Один наш сотрудник оскорбил меня вчера вечером, - сказала она. - Он при всех обхватил меня за талию и поцеловал.
- Вот как, - сказал Брасс, приподняв забрало своей деловитости. - С будущей недели вы будете получать на сотню долларов больше.
Два дня мистер Гриссом не появлялся в помещении для сотрудников. За это время Сара прочно
укрепилась на позиции интересной женщины. Она накупила юбок, сделала себе такую же прическу, как у Кэтрин, и стала носить укороченные топики. Ей становилось и страшно и сладко от мысли, что мистер Гриссом может ворваться в лабораторию и отравить ее ядом тарантула или застрелить из очередного реквизированного на месте преступления пистолета. Вероятно, он любит ее безумно, а эти страстные влюбленные всегда бешено ревнивы. Даже в Кэтрин не стреляли из пистолета. И Сара решила, что лучше ему не стрелять; она ведь всегда была верным другом Кэтрин и не хотела затмить ее славу.
На третий день в четыре часа Гриссом пришел. В глубине помещения для сотрудников Сара изучала очередные фрагменты улик, а Кэтрин подкрашивала губы. Гриссом подошел к девушкам.
Сара подняла глаза и увидела его. У нее захватило дыхание, и она прижала к груди покровное стекло от микроскопа. В волосах у нее был красный бант; на шее - ожерелье из голубых бус с символическим серебряным сердечком.
Гриссом был красен и смущен. Он опустил одну руку в карман брюк, а другую - в баночку с мочой, приготовленной для выделения ДНК.
- Мисс Сайдл, - сказал он, - я должен извиниться за то, что позволил себе в тот вечер. Правду сказать, я тогда здорово выпил, а то никогда не сделал бы этого. Я бы никогда ни с одной женщиной не поступил так, если бы был трезвый. Я надеюсь, мисс Сайдл, что вы примете мое извинение и поверите, что я не сделал бы этого, если бы понимал, что делаю, и не был бы пьян.
Выразив столь деликатно свое раскаяние, Гриссом дал задний ход и ушел к себе, чувствуя, что вина его заглажена.
Но за стеной Сара упала головой на стол, среди пробирок и колбочек, и плакала навзрыд - плакала и возвращалась на однообразную серую равнину, по которой блуждают такие, как она, - с веснушками на носу и щелочкой между зубами. Она сорвала свой красный бант и бросила его на пол. Гриссома она глубоко презирала; она приняла его поцелуй за поцелуй принца, который нашел дорогу в заколдованное царство сна и привел в движение уснувшие часы. Но поцелуй был пьяный и неумышленный; сонное царство не шелохнулось, услышав ложную тревогу; ей суждено навеки остаться спящей красавицей.
Однако не все было потеряно. Рука Кэтрин обняла ее, и Сара шарила по столу среди фрагментов улик, пока не почувствовала теплого пожатия друга.
- Не огорчайся, Сар,- сказала Кэтрин, уже понявшая, в чем дело. - Не стоит того этот Гриссом. Он не мужчина, а таракан сушеный, вот он что такое. Будь он мужчиной, разве он стал бы просить извинения?

Угадано Таре, Мария, gudvin-7724  (совместными усилиями): "О'Генри "Недолгий триумф Тильди"